"Люди кричат, задыхаясь от счастья, и стонут так сладко и дышат так часто, что хочется двигаться с каждой секундой быстрей делая, делая, делая новых людей"
Просыпаешься утром по будильнику, под жестокое нарастающее We Will Rock You, которую ты специально поставила, чтобы вскакивать быстро с целью не разбудить всю семью, ползешь в ванную в состоянии чего-то между дождевым червем и амебой, а в голове уже роятся первые утренние мысли о нем, ты вспоминаешь сон (он опять тебе снился, так теперь всегда), ледяная вода из-под крана отрезвляет тебя от полусонного бреда и ты вспоминаешь, что сегодня ещё один день, в котором ты по прежнему любишь его. Глотаешь красные масляные капсулки витаминов, отмечаешь, что они похожи на зернышки граната или на капельки крови, потом лениво делаешь зарядку (несмотря на дичайшую боль ещё непривыкших мышц), пьешь обжигающий чай, всматриваясь в темноту запоздалого рассвета за окном, и думаешь, что ничего не меняется. Ты всё ещё любишь его. Закалываешь волосы в хвост, затягиваешь шелковые шнурки на строгом корсете, нервозно ищешь блеск для губ и кошелек в недрах своей огромной сумки, и счет до десяти не помогает, и в голове издевательски звучит мелодия рекламы "Но-о-о-о-вопасси-и-и-и-и-ит", и ты нервно смеешься, заставляешь себя успокоиться, ведь ты его любишь, любишь его всё равно, а значит, всё наладится. Успеваешь читать главу странного детектива в леденечно-розовой обложке, Алана Бредли, и вместе с тем запускать компьютер, вводить пароль учетки и вконтакте, посмотреть обновления на его стенке, пожелать жесткой смерти каждой девочке, которая смеет к нему клеиться, но потом всё отступает, ведь он любит тебя, и ты, кстати, тоже нервозно любишь его, с истериками и ненавистью к каждой неизвестной, которую он трахнул, с решимостью и отступающими обидами. Ты идешь в школу, включаешь аську и ждешь его онлайн. Заставляешь себя держать осанку и быть красивой. Делаешь вид, что тебе нет дела до комплиментов, а на деле ловишь каждый заинтересованный взгляд. Каждые пять минут открываешь телефон и смотришь, пришел ли. Ведь ты ждешь его, ты его любишь. Даже сидя у репетитора и нагловато попросив угостить тебя чаем, ты заглядываешь в окошко аськи, потому что - вдруг пришел? А он не пришел. Ему, кажется, вообще насрать, и принципиальное молчание трогает ровно настолько же, насколько домашнего пса - голодающие дети Африки.

А потом идешь по лужам, вечером, когда уже сползают по стенам девятиэтажек влажные сумерки, убираешь за уши выбившиеся от ветра прядки волос, и думаешь, что ты, черт возьми, ненавидишь эту слякоть, этот ветер, этот холод, эту жизнь, что ты любишь только его, только его.